Конечно, можно сбегать на Привоз, как вариант, потолкаться и купить то же самое, даже и сторговаться подешевле. Но это совершенно иное, нет того сладостного ощущения, когда только ты знаешь, что «привезут то, шо надо, и по госцене», и тебе лично донесли об этом по большому блату. Так это же совсем другое дело, это ж какое нужно иметь везение и счастье, все равно как в личной жизни отловить хорошего мужа или не сварливую жену (в Одессе редко такую сыщешь, все остры на язычок). И на Привозе все равно дешевле не будет, так только кажется. Сдерут на пару копеек меньше, но, сволочи, на весе ведь обманут. Где они только ведра такие берут? Мы с бабушкой раньше ездили туда со своим нормальным и, когда пересыпали фрукту, так по кромке нашего ведра еще пару кило не хватало. Привоз такое дело: кто кого обдурит.
Сестра моя уже с утра была на стреме, ждала моего сообщения. Ее постоянно теребили: Ольга еще не звонила, что так долго? Я знала, что, когда звонок раздастся, ее отдел мигом сорвется с места, побросав свои дела. Игру тут же подхватит целиком и весь СУ-51. Каждый из сотрудников имел еще ту мишпуху из родственников, те еще кого-нибудь информировали. Словом, когда прибывала машина, у дверей магазина уже скапливалась толкучка из знакомых и друзей. Считай, стихийный клуб избранных по абрикосам открыт. На одно это представление можно сходить, и денег за удовольствие не надо платить, не то, что на концерт Аркадия Райкина.
Если бы Алка еще старалась для себя. Сама она во всем этом фруктово-овощном спектакле не участвовала, не за чем, раз есть я. Все ради коллектива. Он дружно «сбегал на фронт», а она оставалась за сторожа, торчала на телефоне у кабинета начальника – не пропустить какой-то важный звонок, их стройуправление было известно по всему городу и области. Зато вечером ей, бедняжке, доставалось. Нам, базовским сотрудникам, всем, кто заказал, развезли абрикосы по домам. И Алка возилась с ними до полуночи, очищая от косточек под варенье, делала заготовку для бабушки, которая вечно ворчала: где сахару столько наберешь. Я вызывалась помочь ей, но сестра была великодушна: отдыхай, намаялась за целый день, и потом вдруг неожиданно:
– А что, Олька, может, сгоняем завтра в Аркадию, как все нормальные люди, искупаемся, погуляем?
Народу в Аркадии, как всегда, была тьма, даже поздним вечером. Мы прошли по берегу почти до Девятой станции, подальше от толпы. Немного поплавали, вода была еще очень теплой, не успела остыть, но довольно грязной. Это особенно чувствовалось, когда входишь и выходишь из нее. Будь чуть светлее, войти в такое море мы бы не решились. Дома, обмываясь, вычерпали всю воду из ванной, которую бабка собрала до нашего прихода. Бабка шипела, что на утро не оставили ни капли, даже уборную нечем слить. Целый день она караулила, когда дадут воду, а та только в пятом часу пошла, да такая желтая, просто жуть. Чистой так и не дождалась, а этой лишь на полванны и хватило. Я сдуру пропела бедной бабушке омерзительный куплетик:
Если в кране нет воды —
значит, выпили жиды.
Евреи, евреи, кругом одни евреи!
– Где ты, Олька, всего этого нахваталась? У шпаны на своей базе? Некому ремня тебе всыпать, вот придет Ленька, попрошу его, – я чувствовала, как рассердилась бабушка, сама была не рада, с чего это вдруг меня понесло. Стыдно будет перед мамой, Леней, Жанной, если она им расскажет. Алку, видела, тоже передернуло.
Я нервно схватила сумку, вытащила пачку болгарских сигарет, которыми меня угостили весовщики, и, не проронив ни слова, вышла на балкон. Присоседилась к сестрице, переживая размолвку с бабкой, которую обожала и молилась на нее. Как она, старенькая, больная, сгорбленная непростой жизнью, держит наш дом? Вместе с Алкой наслаждались наконец наступившей прохладой; сестра рассказывала, что абрикосы привезли в магазин не ахти. Все, правда, набрали, но они переспелые и годятся только на джем, а чтобы были твердые дольки (одесситы любят такие), нужны зеленоватые, недозревшие абрикосы. У Фаинки из ее отдела дети пережрали немытые и обдристались, она из-за этого на работу даже не вышла.
– У твоей Фаинки дети вечно дрищат, от всего, то от черешен, то от вишен, пусть грушу жрут, она крепит, – выпалила я. Настроение у меня вконец испортилось, я устала, да и мне порядком надоело это дело. Сделаешь людям одолжение, а они еще и недовольны. Так идите же на базар, выбирайте, что вам подходит. Себе каждый раз даю зарок не связываться, но Алка так жалостливо просит за своих. А этих своих пол-Одессы набирается. Потом выслушивай, у кого кто от чего обкакался. Грязнули. Мойте чаще руки и на фрукту воды не жалейте, не будет поноса, в крайнем случае расстройством желудка от пережора обойдетесь.
– Ал, тащи лучше сюда бабкин пирог с абрикосами, молоком запьем.
Тут же на балконе нарисовывается бабка.
– Вы что, идиотки, молоко с абрикосами, вас же прихватит, до туалета не добежите, всю квартиру обвоняете. Я сейчас чай поставлю.
Она своими мелкими старческими шажками засеменила на кухню и вскоре вернулась с кипящим чайником.
– Ты, Ольга, на работе не балуй, не хватай все подряд от жадности, дизентерию можно подхватить на раз, – Алку бабка почему-то проигнорировала со своими советами, мне своей седой головой в живот вперлась, – Ленька днем заезжал, опять предупредил, чтобы не рыпались на пляж. Так разве вы послушаете кого? Он еще на той неделе говорил, так мимо ваших ушей проскочило, почаще их прочищайте. На Пересыпи снова канализацию прорвало, все говно в Лузановку пошло и в порт, небось. Не приведи господи, так и холера может вспыхнуть. Мало было в прошлый раз.