– Понимаешь, родительские чувства у него проснулись, в правах решил восстановиться. Дошло до того, что эти суки отступного потребовали, чтобы я каждый месяц за собственных детей им еще башляла. Сотню гони. Решили, что я Рокфеллерша. Моя заместительница Нинка ошалела от такой наглости. Ее любовник опер, толковый парень, совет дал, я ради детей согласилась. Ты от меня еще не устала, от моих приключений? Пойдем проветримся на улице, потом чайку попьем.
Если честно, я устала, но все-таки любопытство брало верх: чем же вся эта неприятная история закончилась. Мы вышли во двор. Вечерняя прохлада приятно освежила лицо. Народ сейчас плещется в море, оно в это время, ближе к вечеру, если не гонит волна, бархатное и ласковое. Сколько я не была на пляже? Месяц точно. Последний раз Алка затащила меня на Ланжерон, они там своим дружным коллективом СУ-51 устроили небольшой пикник; у одной сотрудницы был день рождения, решили отметить его на море. И то я поспела только к концу пиршества, не могла вырваться с работы. Разок окунулась, бокальчик брюта (ну и кислятина) махнула за здоровье именинницы – и все, пора по домам.
– Наташ, рассказывай, что было дальше, – возвращаться в помешение пока не хотелось, на свежем воздухе хорошо дышалось. Мы пристроились на ступеньках небольшой верандочки. Наталья снова закурила, я отказалась.
– Приперлась эта старая паскуда в магазин, я ей всучила за несколько месяцев вперед отступного, она сунула деньги поглубже в лифчик, будто кто у нее украдет, и все не уходит, чего-то ждет. Выпить, сука, на халяву хочет, событие для нее, надо отметить. Ладно, сейчас принесу, лишь бы скорее от нее избавиться. Вышла из кабинета, а дверцу сейфа как открывала при ней, так забыла и не закрыла. Пока сходила, Нинка, как советовал опер, на всякий случай милицию вызвала. Сработал совет ее любовника.
Не удержалась эта б…дь, полезла в сейф, всю магазинную выручку прихватила, засунула ее к себе в трико. Ее в дверях магазина и повязали. Представляешь, хохма, ребятам-милиционерам чуть ли не пришлось туда лезть за деньгами, когда обыскивали. Некогда им было из отделения женщину вызывать. Пригрозили, если сама не достанет, пятерку за грабеж накинут. Ей и так достаточно впаяли. И сынок следом засел, тоже где-то что украл. Хорошая семейка.
Дом Натальи прикрывал дощатый забор, обычный штакетник. Глядя на него, отчего-то вдруг вспомнила песню, которую распевали цыгане. Я тихо пропела припев: «Спрячь за высоким забором девчонку, выкраду вместе с забором».
– Кто-нибудь нас бы выкрал. Из приличных, – пошутила Наталья и рассмеялась. – Ты когда-нибудь обращалась к гадалкам?
– Никогда, боюсь их, наговорят черт-те что, всякой ерунды, потом мучайся: сбудется или полная туфта.
За забором торчали крыши ветхих хатенок. Казалось, пни их ногой – тут же рухнут. Как еще ветер сильный их не сдул. Попадались среди них и глинобитные мазанки. Тишину то и дело нарушало мычанье коров, блеяние овец, ржание лошадей. Иногда прорывалось птичье кудахтанье и поросячий визг. Такой дружный хор сельской живности без дирижера, голоса на любой вкус. Ощущение полное деревенского бытия. Но это ведь Одесса, всего несколько шагов от 7-ой станции Большого Фонтана. Говорили давно, что все это должны снести, застроить многоэтажками, чтобы как-то рассосать очередь за жильем, юго-запада на всех не хватает. И все-таки где-то жаль: красота, уголок натуральной природы, чистый воздух, напоенный ароматом цветов и запахом акаций, особенно когда распускается густая крона. Наташин дом немного в стороне, крепкий, практически новый, его вряд ли тронут, но она хочет вырваться отсюда.
– Продам его к черту вместе с участком, квартирку себе кооперативную куплю. Место какое-то для меня проклятое, нет мне здесь счастья бабского.
– Ты хочешь сказать, что у тебя так никого и нет?
– Почему нет? Для здоровья иногда не мешает потереться о мужское тело. И душу отвести. Только вот ничего стоящего и постоянного так к моему берегу и не прибило. Задрать юбку все норовят. Моргни – еще передерутся, кто раньше. Только на кой черт мне такие нужны. Мужик нынче мелкий, хлипкий пошел, да вдобавок и безденежный. Еще и его содержать. А жлоб пересыпский мне сто лет не нужен. Есть один на примете порядочный, начитанный, грамотный, так женат. Встречаюсь с ним, нет, сюда никого не вожу, боже упаси. У уборщицы своей ключи беру, у нее квартирка небольшая на поселке Котовского, раз в неделю, а то и реже. Но и он скоро с семьей из Одессы смывается, заявление уже подал.
Я видела: Наталья готова расплакаться, но каким-то усилием сдерживала себя. Не сладко всем, а мне что, весело? Тоже никак не встречу нормального парня, а пора бы.
– Скорее бы уехал, а то встретимся, наревемся на пару и расходимся. Люблю человека, все готова для него сделать. Знаешь, сколько бабок нужно, чтобы тебя выпустила горячо любимая родина? Он уже все, что можно, продал, в долги влез, а ему все намекают – неси и неси. Я тоже ему одолжила, он клянется, все вернет, как только там раскрутится. Мне не денег жалко, жалко, что мужика хорошего теряю, единственного друга. Мои девчонки в магазине псевдоним ему придумали, только не смейся – «дядя Вася». Случайно совпало, они о том дяде Васе ничего не знают. Если телефон зазвонит и это он, они мне орут: дядя Вася на проводе, а у меня сердце замирает. Любовь, Оля дорогая, дай бог тебе испытать такое.
Однажды уже испытала, но теперь одни воспоминания, а если честно, нет желания повторить, хотя мне уже двадцать восемь стукнуло. Связываться с говном, лишь бы штаны, это не про меня, тут я солидарна с Натальей. Предлагают умотать из страны, поискать счастье в других краях. Была бы одна, может, решилась бы и дернула отсюда к чертовой матери. Но как оставить маму, бабушку, Алку, ей тридцать восемь, тоже до сих пор не замужем, но тут еще характерец тот. Кому они нужны будут?