Смытые волной - Страница 106

106

Я сидела, боясь поднять на Мишину мать глаза.

– Оля, что случилось? Где это он так? Где вы были?

– Нигде я с ним не была. Поезд опоздал на четыре часа, в Одессе непогода, минус двадцать, все обледенело. Наш двадцать третий выпустили, а другие поезда застряли. С каким-то Лешей они и постарались. Я завтра же уеду. Напрасно мы все это затеяли. Никому это не надо, ни мне, ни ему, ни тем более вам. Извините меня, я совершаю одну ошибку за другой.

Сонечка рванула в комнату к сыну, но тот спал все в той же позе.

Исповедь свекрови

Мы с Сонечкой вернулись на кухню. Она налила водку в маленькие хрустальные рюмочки, предложила выпить за мой благополучный приезд. Закусили, она опять подлила.

– Он пить не умеет, как и его отец.

На какое-то время повисла тишина. Каждый думал о своем.

– Гриша как с финской вернулся, так у нас в доме каждый вечер компания из его части собиралась. Саперы, мужественные ребята, один неверный шаг и… Что вам сказать. Ну, конечно, без этого не обходилось. И под рассказ про линию Маннергейма водочка хорошо шла. Гришин орден обмывали, он командиром саперной роты был. Им ни в какую, тонну, наверное, могли выжрать, а мой быстро сникал, не боец он был в застолье. Я не вмешивалась, с маленьким Мишенькой сидела на кухне, как сейчас с тобой, и ревела. Мне же он ничего не рассказывал, как там нашим досталось на той войне. Дура, злилась, не разговаривала потом с ним. Вернуть бы то время, как я его любила. Теперь часто не могу уснуть, жизнь свою назад прокручиваю. И то время, и что потом было… Одни переживания. Оля, мой сын любит тебя по-настоящему, так что тебе самой решать.

– С чего вы взяли, что он меня любит?

– Это я ему посоветовала слетать к тебе в Одессу. Видела, как он места себе не находит, чувствовала, что с ним творится. Потерять друг друга легко. Одни по глупости, другие… У меня Гитлер проклятый забрал мужа. А вот вернуть сложно, не у всех получается.

Я внимательно слушала женщину, которая могла стать моей свекровью, и представляла рассказываемое ею как какое-то кино. Лампу, свисавшую над столом, мы не включали, я сидела с полузакрытыми глазами. Сквозь большущее окно пробивался отблеск рубиновой звезды на Боровицкой башне Кремля. Она светила безучастно, двоясь и троясь в моих застилавшихся слезами глазах. И какими мелкими и незначительными глупостями теперь мне казались мои личные с Мишей недомолвки.

– Может, чайку попьем, побалую тебя вкусным тортом, по дороге купила, когда с работы возвращалась. В гастрономе в гостинице «Москва» прекрасный кондитерский отдел, не хуже, чем в «Елисеевском». А если пирожные любишь, то тогда в Столешников надо идти. Там, правда, всегда очередь, но она быстро идет. Познакомишься со временем.

С каким временем, Сонечка, если я намылилась уматываться, и утро уже не будет для меня мудренее, чем этот вечер, когда мой женишок дрыхнет без задних ног, не в силах разомкнуть свои очи, а его симпатичная мама убеждает меня не спешить. И ведь внутренне я вроде уже склоняюсь к этому, но гордость пока одолевает, не могу еще сама себе признаться в этом.

Торт действительно очень вкусный, я уже умоламуриваю второй кусок, а Сонечка продолжает рассказывать, и история ее выглядит как история страны. Как и моя. А из чего еще, если не из таких историй, должна она складываться.

Согревшись, разомлев от нескольких рюмок и почти двух суток не сомкнувши глаз, исповедь свекрови я не слышала… Я видела все как сон.

…Скоро уже светает, а Сонечка всю ночь так не могла заснуть. Эти мучительные кошмары в ее воспаленном мозгу, казалось, никогда не оставят ее душу в покое. Вот и сегодня все радуются, смеются, целуются, и только одна она продолжает терзать мокрую от слез подушку. Как прекрасно все начиналось. 1935 год. Старшая сестра Лиза уже замужем, возится с первенцем. Следующая на выданье Зина, но жених не очень-то ей нравится – неказистый, значительно старше, да к тому же вдовец с двумя детьми. В их маленьком городишке выбор небогат, но Зиночка категорично заявила родителям, что лучше сбежит из дома, чем выполнит их волю. Родителям тяжело: пять дочерей строгого воспитания, под венец давно пора, и ни копейки приданого. На пятерых один братец, хлопец, упертый с детства, учеба ему дается по всем предметам, как и самой младшей сестре Полине. Она в одном классе с Лазарем Паперником. Кто бы знал тогда, что он станет Героем Советского Союза, посмертно присвоят это звание.

В этот день Поленька прибежала из клуба, где их школа давала концерт воинам Красной Армии. Поленька была запевалой в хоре. С ее памятью она моментально выучивала наизусть все стихи, а уж как плясала! Огонь, а не девка, и самая симпатичная из сестер. С собой эта малявка принесла на всех пригласительные билеты на торжественный вечер, посвященный Первомаю. Строгих нравов папаша сразу отрубил: нет, никто не пойдет. Поленька в истерике, ей же на открытии поручили читать стихи про великого Сталина и могучую партию Ленина, потом хор, она запевала, а под конец они танцуют польку, всего восемь пар, и Полина в первой.

В конце концов, отец сдался, ограничив пребывание дочерей лишь первым отделением концерта, чтобы все вернулись домой засветло, и сам не выдержал, отправился с сыном приглядеть за ними. Едва вечер завершился, как его скромницы девочки выбежали из клуба в плотном кольце недавно прибывших в часть молодых лейтенантов. Шумная компания веселилась от души – пела, плясала, кто-то играл на гармони, и в центре внимания была она, его любимица Полюшка. Как же лихо она выплясывала цыганочку!

Все, что угодно, только не это. Его дочери в окружении уже взрослых мужчин-военных. Только бы никто из соседей не увидел этого позора. Отец плакал, по его щекам текли слезы. Новая жизнь под радостный девичий смех ворвалась в их привычный устоявшийся быт. Свадьбы посыпались одна за другой, и разлетелись его девочки с кавалерами-мужьями по всей стране. Неугомонная Полюшка приглянулась парню танкисту, только окончившему Ульяновское училище. Вскоре призвали во флот единственного сына, забросив дальше всех от дома, за Полярный круг. Осиротело окончательно родительское гнездо.

106