Врач навещала меня каждый день по собственной инициативе, ей не нравились мои хрипы в легких. Да я и сама не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Соседка с шестого этажа пришла ставить мне банки. Миша ей помогал. Рукой ласково разглаживал волосы и признался, что места себе не находил, что сгоряча так ляпнул, но я тоже хороша. Полночи они разыскивали меня, Миша два раза сгонял на вокзал, а наутро улетел в командировку.
– Весь взвинченный был, спичку поднеси – вспыхну, как порох. Из той глуши, где я был, не так просто выбраться. Военным транспортом вылетел, умолил летчиков. Дальше не попер, прошлого раза мне достаточно. Чтобы связаться с Москвой, надо за неделю заказ сделать, и то гарантии никакой. А почему не спрашиваешь, где я был? Не интересно? В Забайкалье. Вот где природа, красотища. Багульник цветет, как у вас в Одессе акация. Прошлый раз из Читы мне нужно было в Иркутск махнуть. Сейчас смеяться будешь. Перед тем, как сесть в поезд, в магазин забежал, что-нибудь пожрать прикупить, все-таки почти сутки пилить. Сыра там, колбаски, что будет, так продавщицы вылупили глаза, откуда такой чокнутый, на меня смотрели, как будто я с луны свалился. А в самом деле свалился. Прилавки пустые, все по талонам, еле хлеба выпросил. Хорошо мужики в купе попались нормальные, местные, не дали москвичу с голоду умереть. Я в ответ их разными московскими сплетнями и байками кормил. А дорога! Чудо. Река Селенга. А ближе к Иркутску над самым Байкалом повисла. Такой крутой вираж. Хотел еще раз побывать, так любимая женушка «бенефис» устроила.
– А ты в Москве в магазин заскочи, тоже особо не разгуляешься. На заказах люди живут, по блату с черного хода или где что урвут. Ничего нет, а холодильники у всех забиты, – вроде диалог начал налаживаться, тема подходящая оказалась, моя. Я вспомнила, как тащила те неподъемные коробки с Ленинского проспекта.
Я отвалялась две недели в постели, врач прописала мне еще прогревание. Заботливый муж заезжал после работы за мной и отвозил в поликлинику. На последнем прогревании у меня так закружилась голова, что пришлось прервать процедуру. Навалилась страшная слабость. Мне стало так дурно. Потом дикая боль, как острым ножом, резанула внизу живота, согнув вдвое. Еле добралась до туалета. Выла, мычала, пока все не плюхнулось из меня. Случился выкидыш. Так я стала пациенткой женской консультации, со всеми вытекающими из этого прелестями. Свекровь, плача, поскандалила с врачихой. Как она могла назначить такую процедуру. Было очень тяжело морально, каждый винил себя в случившемся, но больше всех я сама себя. За все в этой жизни надо платить. За глупости втройне.
В Москву заявилась наконец настоящая весна. Еще накануне все кутались в куртки и пальто, а сегодня разом разоблачились, как в Одессе на пляже, чуть ли не догола. Только Раечка продолжала приезжать на работу в плаще и косыночке и в осенних туфлях. Пока у меня никак не выходит совладать с местным климатом, идти в ногу с погодой. Она на день по нескольку раз меняется, как склонно к измене сердце красавицы. То трусишься от зусмана, то не знаешь, куда укрыться от слепящего и жаркого солнца. Полгода зима – с октября по середину апреля. В мае всего несколько теплых денечков, так все пляшут от радости. Еще немного июнь с июлем побалуют, а как за окнами август, так скоро, считай, осень. И зарядили дожди. Совсем недолго музыка играла, недолго фраер танцевал.
А московские дожди – это особая песня! Уже с вечера по металлическим подоконникам затарабанят капли, сначала мелкие, потом крупные, и следом окаянный бешеный ветер камнями бросает в окно буквально шквал воды. Молния пронзает небо, потом бабахнет гром с таким грохотом, что вздрогнет весь наш дом. Ливень чувствует себя полным властелином природы, плотной стеной, как театральный занавес сцену, скрывает от моих глаз всю панораму Кремля. Как страшновато в такие моменты жить так высоко, полное впечатление, что ты совершенно незащищен от стихии. Я в страхе прижимаюсь к мужу.
– Ну, ты чего так напугалась, девочка моя? Это просто гроза, не дрожи. Пошли баиньки.
Как они могут спать в такую ночь? Когда один мощный раскат грома накрывает или перекрывает другой, а от электрических разрядов в комнате становится совершенно светло. Мое состояние передалась, видно, и мужу, стихия увлекла нас, ее безумство взорвало что-то внутри, и мы, как безумные, метались по чешскому дивану, пока под нашими телами не сложились две приставные ножки, которые поддерживают его выдвижную часть. Мы кубарем скатились на пол, но и это нас не остановило. Страсть оказалась сильнее. Тропический ливень унесся дальше, стало тихо. А мы лежали на полу, не шелохнувшись, оба мокрые, будто сами попали под этот водный шквал и вымокли под ним с головы до ног.
Вот такие в Москве, оказываются, страсти всевышние и человеческие. Как они похожи, прямо, как говорят в Одессе, на одно лицо. Земля, как истосковавшаяся женщина, ждала своего часа оплодотворения. Раскаленное солнце иссушило кожу ее, она потрескалась и тяжело дышала; как рыба, выброшенная на берег, она просила напиться. Посылая весь свой жар туда, наверх: приди ко мне! Приди, я жду тебя! Так, наверное, стонала и Даная Леонардо. Так все женщины и особи женского рода призывно зовут свою вторую половину. И тот, к кому был обращен зов, услышал призыв земли московской, примчался богатырем грозным, стал метать огненные копья-стрелы-молнии в ее тело, все мощнее и глубже, рыча громом и извиваясь. И сначала робко эта долгожданная влага омыла лицо земли, а потом понеслась бурным потоком, все сметая на своем пути.