Влага уже не помещалась в ее переполненном теле и переливалась через край. Она стонала от счастья и удовлетворения. А он, обессилев, отдав всего себя ей, красавице своей земле, еле оторвался и с несколькими беленькими облачками умчался к луне, освещавшей ему путь, дальше наращивать силу для следующего свидания. А она, его красавица земля, напоенная его живительной влагой, расцветет, заплодоносит, покроется зеленой травой-муравой, деревья распустят почки, появятся листочки и цветы. Еще красивее станет его возлюбленная, и, пролетая над ней, он будет ею любоваться, посылая сверху легкие летние дождики-приветы. К зиме обязательно укутает в дорогущие меха белоснежные, чтобы она отдыхала в тепле до весны, до следующего их свидания.
Я лежала и слушала равномерное дыхание мужа, пока тело мое невесомое не унеслось в сон. Насмешник муж при матери подшучивал после этого:
– Что-то давно грозы не было, хоть бы дождик какой прошел. Детка наша за грозой соскучилась, – при этом хитро поглядывал на меня и пытался ущипнуть. Я отворачивалась, крутила пальчиком у виска. Реакция свекрови приводила нас обоих в полный восторг.
– Тоже мне нашла за чем скучать. Еще сколько дождей впереди, сама рада не будешь.
Я смеюсь: таких бы ливней и гроз побольше… Люблю грозу в начале мая, но и осенью она мне нравится.
– Сонька, ты ничего не понимаешь, твоя невестка считает – самое лучшее, что есть на свете – это гроза.
Сонечка не врубается в сыновний юмор.
– Здрасти, так я ей и поверила. Миша, помнишь ту грозу в Пицунде? Оля, тебе не передать. Страху натерпелись, конец света. Мандаринками зелеными вся земля была усыпана. У них все погибло. Что вы, как дураки, лыбитесь? Им смешно. У людей беда, а они, засранцы, лыбятся.
– Мама, кончай обижаться. Ну, любит человек это дело под дождем, что с нее взять. Уважить надо нашу детку. Ты не против?
Паразит, что несет и не краснеет. Только тут до Сонечки доходит.
– И правильно, чем еще заниматься во время дождя, пока молодые. Я ж вам не мешаю.
А на работе другие мечты. Поскорее бы завершить перевод рынков на новую систему. Пока что-то застопорилось, за полгода не успеем. Других дел хватает, летом их в десять раз больше, чем зимой. Надежда, как всегда, на Раю, остальные в отделе, горе-помощницы, в отпуск просятся, как положено по графику. Воронцов, мой рыцарь печального образа, с женой укатил отдыхать на юг. Я слышу, как полоскают его мои красавицы, специально говорят громко:
– В наш пансионат Управления торговли Воронцовская краля ехать не желает, подавай ей санаторий Верховного Совета. Ишь, королева.
Рая показывает мне пальчиком, чтобы я не вздумала заводиться. Да я и не собираюсь. Через два дня мне тридцатник стукнет, интересно, кто-нибудь вспомнит? Сама ничего говорить никому не буду. Свекрови тоже нет в Москве, поехала по путевке в Литву. И Розы Ильиничны нет, умотала в свой дом отдыха для старых большевиков. Блаженствуем вдвоем в квартире, я чувствую себя полноценной хозяйкой. Деликатесов полный холодильник, чуть ли не каждый вечер гости. И откуда только мой муж их всех притаскивает? Но зато весело, время вечером быстро летит.
Утренние поздравления мужа несколько затянулись, хотя обошлось без дождя, я чуть не опоздала на работу. Муж снабдил меня деньгами.
– Трать, не жалей, – он крепко прижал меня к себе и поцеловал. – Твой первый день рождения в Москве. И как у жены первый. Накрой поляну, пусть народ порадуется.
Мои красавицы уже на месте, вынарядились, букет цветов мне вручили с коробкой конфет. Я их позвала отметить в ресторан на Самотеке. Да не тут-то было. К обеду начали прибывать директора рынков с такими букетищами и такими подарками, что моя свекровь сказала бы: вам и не снилось. В час дня всех пригласил Федоров. Столько теплых слов услышала, все так приятно было. Секретарша разливала шампанское, закусывали конфетами, все честь по чести. Я теперь уже всех приглашала отобедать в ресторане, но мероприятие у директора так затянулось, все заторопились домой.
Меня с почетом загрузили в начальственную «Волгу» вместе с подарками и неимоверным количеством цветов. Домой приехала не кто-нибудь, а сама начальник планового отдела Управления рынками города Москвы. Не хухры-мухры. «Рыночная» девушка. И смех и грех. Я расставляла букеты по вазам, когда позвонил Миша.
– Назначаю тебе свидание у Большого театра, жду через полчаса. Не опаздывай.
Побросав букеты на окна, я понеслась к Большому. Миша стоял у первой колонны ближе к ЦУМу и держал в руках три розочки. По тому, как он их теребил, я поняла, что он не часто дарил девушкам цветы.
– Оленька, я заказал столик в «Метрополе». Представляешь, твой юбилей в московском «Метрополе».
Когда пересекли проспект Маркса, я остановилась, чтобы взглянуть на фрески под крышей.
– Это Врубель, – сказал Миша, – впечатляет, правда? Внутри еще шикарнее. Сейчас увидишь.
Муж оказался как всегда прав. Что снаружи, что внутри было величественно, вроде бы помпезно, но красота какая-то сдержанная, не вычурная, со вкусом. Услужливый метрдотель усадил за столик на двоих. Муж заказал все заранее по телефону, и два официанта быстро все накрыли. Кому бы только сказать: свое тридцатилетие я справляю в таком известном не только на всю страну, но и на весь мир ресторане. Каких знаменитостей он только не видал. Мы с удовольствием все лопали под полусладкое шампанское, Миша, правда, предпочитал водочку, танцевали много; муж специально для меня заказывал песни об Одессе, о чем объявлялось на весь «Метрополь». Все посматривали на нас, даже подходили и поздравляли меня. Потом оркестранты уже сами, по собственной инициативе исполняли песни Утесова и Ободзинского. Я уже переживала, что у Миши не хватит десяток с ними рассчитываться за каждую песенку.