Смытые волной - Страница 142

142

– Я вам скажу одно, видите, как она крутится, а почему? Вы не знаете, а я знаю. Не ограничиваю ее ни в чем. Ты ж понимаешь, почему?

Я отрицательно покачала головой.

– Хороший работник, отличный повар, что еще?

– Да не это! Ты ж понимаешь, моих процентов десять кушают, а остальные со всей Потылихи сюда тянутся. Так я ей приказал, чтобы обслуживать наших без очереди. Сырье самое лучшее получает, машину выделяю каждый день за счет конторы. Где ей так вольготно будет, как не у меня? В три часа все закрыла, бабки подсчитала и упорхала птичка. Живи не хочу!

Не прошло и нескольких минут, как опять появилась повариха с подносом и быстро выставила тарелки с закусками на стол.

– Ставлю вам сегодня двойку за обслуживание, – в голосе директора появился металл.

– Владимир Николаевич, что не так, попробуйте, все самое-самое…

– Ты ж понимаешь, еще не хватало отравой меня кормить. Салфетки где? – не снижая накала, продолжал директор, накладывая себе в тарелку селедку и винегрет. – Позорите меня перед такой красивой гостьей.

– Ой, – вскрикнула повариха и покрылась вся красными пятнами. – Они же здесь, в буфете, забыла совершенно о них, вылетело из головы, вы уж извините.

Она быстро разорвала новую упаковку, положила их на стол, а еще поставила бутылку «Боржоми».

– Знакомься, это не просто гостья, это мой новый начальник планового отдела, тебе первой говорю.

– Владимир Николаевич, так уже вся контора еще вчера знала, вы ж сами объявили.

Она, расплываясь в улыбке во весь рот, мне поклонилась: если что надо, я к вашим услугам.

Когда она вышла, директор предложил мне выпить коньяку за знакомство, а сам налил себе в стакан минералки.

– Повода еще нет, Владимир Николаевич. И прошу повременить так представлять меня. Я еще не давала согласия.

По правде, он был мне не очень симпатичен. В нем я не видела того, что мне нравится в мужчинах. Одутловатое лицо с маленькими рачьими глазками слегка навыкате, нос, скорее носик, торчащий кверху постоянно, что-то жующий или пьющий рот. О речи я вообще молчу, еле сдерживалась, когда он в очередной раз повторял: «я тебе скажу одно» или «ты ж понимаешь». Так и хотелось ответить: начинайте со второго. Он постоянно приподнимался со стула и поправлял неприлично руками брюки, вообще не отдавая себе отчет, что он делает. Сам же был настолько самовлюбленным, что корчил рожи, демонстрируя мне свое лицо в разных ракурсах. Я только потом догадалась, что за моей спиной на стене висит зеркало, и он, глядя в него, любуется своей красой.

– А вообще, одесситка, я парень ничего, правда?

– Первый парень на деревне, а в деревне одна хата, – вырвалось у меня, наверное, еще чего-нибудь бы отчебучила, но тут с первым блюдом появилась повариха.

Смеясь, Киселев провел рукой по ее спине: «Правда, я мужчина ничего?» Повариха стушевалась, покрылась вся пятнами, смущаясь, пролепетала:

– Вы самый лучший, самый красивый, мы вас все любим.

– Вот видите, народ правду всегда скажет, – быстро заглатывая огненную солянку, произнес он. – А вы что, от солянки отказываетесь?

– Я солянку не буду, спасибо.

– Ой, попробуйте, она ж с оливками, не оторветесь, – настаивала повариха.

– Не уговаривай, я съем, мадам из Одэсы, они солянку нашу, окрошку, рассольник не едят, даже щи, учти на будущее, бульон любят, мацу крошат в него.

– А что это – маца?

– Хлеб такой еврейский, на их пасху. Вкусно с икрой, рыбой, с чем угодно. В синагоге народу за ней до самой Солянки. Думаешь, в очереди одни евреи? Ты ж понимаешь. Русских там больше. От нее же не поправляешься. На год вперед закупают. Так, Ольга Иосифовна?

– Не знаю, не пробовала, у нас в доме ее не едят. Говорят, Хрущев ее любил, но ел тайно.

В ожидании второго директор стал стучать о стенку костяшками кулаков, демонстрируя свои достоинства, как тетерев на току. А потом махал ими, словно в бою на ринге.

– Я бывший боксер. Еще когда мы жили в Магадане, мальчишкой боксом увлекся.

Понятно теперь, почему у тебя пусто в башке, видно, все вынесли.

– А вы спортом занимались?

– Нет, я в основном играю.

– На чем, если не секрет?

– На нервах. Но и руки у меня крепкие.

Он так искренне рассмеялся.

– На что намекаете? Хотите бросить мне вызов, так я принимаю. Чувствую, Ольга Иосифовна, мы с вами сработаемся. Ну, все-таки мнение одесситки: я парень ничего?

– Ничего-ничего. Такого второго еще поискать надо, и вряд ли найдется.

В дверях опять нарисовалась повариха, принесла второе.

Поджаркой называлось хорошо отваренное говяжье мясо, а сверху его тушеные мелкие кусочки куриной печенки, желудка, сердца с хорошо обжаренным репчатым луком. Не домжуровское «По-суворовски», но очень вкусное блюдо, буквально таяло во рту.

– Она у вас очень хороший повар, отсюда и навал народу со стороны.

– Я вам скажу одно, – он насадил кусок мяса на вилку и поднес его ко рту, – если мы сработаемся, квартира у вас будет. Но сначала я получу. Я должен жениться, моя мадам не сегодня-завтра родит. Если не женюсь, заберут партбилет, поняла? И тогда полный привет, никуда не возьмут, вот, падла, влип.

Киселев со всего размаху стукнул по столу ребром ладони, только подпрыгнули тарелки и звякнули стаканы, а я чуть не подавилась, будь она неладная эта поджарка или отварка. Черт побери, откажешься, так он еще и меня так стукнет.

– Коршиков меня убеждал, что вы шурупите хорошо в наших делах, а Шаров где мог выставлял меня идиотом. Не в открытую, конечно, а за спиной. Гнида, благодаря мне ему квартиру дали. Вы мне поможете? Ты ж понимаешь, надо свою команду подобрать! – Он показал мне кулак, сжатый так крепко, что костяшки пальцев побелели. – Если сработаемся, не пожалеете. Идемте, я с вашими познакомлю.

142