Смытые волной - Страница 60

Он попытался прижаться ко мне, но я отстранилась.

– Давай я в аптеку сбегаю.

– У меня все есть, не надо.

– Я завтра приду, хорошо?

– Посмотрим, как себя чувствовать буду. Пока.

Я спиной прижалась к закрытой двери. Вот и еще одна страница моей жизни перевернута. Не жизнь, а многотомник какой-то. Тит твою мать, опять звонок. Неужели вернулся? Неужели все понял? И я буду с ним счастлива, всем смертям назло! Сердце так затарахтело и застучало: вернулся, вернулся, я ведь его так жду. Какой же ты дурак, Чадаев! Но в глазок увидела водителя Димку. Фу ты, что так рано? Выскочила на парадную – больше никого.

– Ольга Иосифовна, ваша коробка у меня в багажнике, ну та, что для Москвы.

– Спасибо, Дима, сейчас мы с тобой к Лилии Иосифовне заедем, а потом в аэропорт меня подбросишь – и свободен.

Верная подруга меня не бросила, поехали вместе в аэропорт заранее. В воинской кассе забрала свой билет, молодой лейтенантик даже честь отдал, принял, наверное, за важную персону, жену какого-нибудь генерала. Как хорошо быть генеральшей; кстати, Лилька говорила, что Мишкина бабка Роза Ильинична – генеральша, познакомишься, они вместе все живут.

Устроились в зале ожидания и с интересом наблюдали за суетой и людским муравейником, кишащей, снующей туда-сюда возбужденной толпой. Все, как в книге Хейли «Аэропорт»; только где-нибудь в Париже, Лондоне или Нью-Йорке, куда нам, сколько ни мечтай, не попасть, впечатления, наверное, еще сильнее. И Москва мало чем им уступает, через нее весь Союз летает, от Камчатки до Калининграда. Может, Лилька права, зря лечу, на свою жопу приключения ищу. Когда в Берлин летала, знала, к Светке, подружке, а тут к кому, к ее, Лилькиному, братцу, которого мельком видела и только нос его длинный запомнила. Лилька так и не дозвонилась до него, попытается еще раз, пока мы в воздухе будем. Говорит, на машине ему минут тридцать пять до «Внуково», подожду.

Мы болтали, перемалывали всем косточки; я достала из сумки мохер. Мои руки в автоматическом режиме продолжали довязывать одновременно два рукава. Четырех мотков явно не хватало для полноценного джемпера. Хоть я и использовала немецкие спицы пятого размера, они более экономные. Ладно, будет рукав три четверти и немного приспущенное декольте на горле. Пусть любуются моей неотразимой шеей и покатыми плечами восемнадцатого века. Нет больше ниток.

Лилька возмущалась:

– Лучше бы из этой ангоры нам всем по шапочке связала. Что это за кофта? Одни дырки: руки и шея на улице. В ней же холодно тебе будет!

– А кавалер зачем? Ты ж говоришь, что у него девок до фига, опытный, значит, хлопец.

– Ой, Олька, опять свистишь, точно своей смертью не помрешь! Все-таки, подруга, что с Сашкой произошло? Какая вожжа тебя под бок стеганула?

– По правде, сама не пойму. Только чувствую, что ни я не нужна ему, ни он мне. Чутье какое-то изнутри подсказывает. Может, ложная тревога. Еще есть время разобраться в себе, пока дело не зашло далеко. Рядом хочу такого, чтобы я стала для него всем.

– Думаешь, в Москве такого отыскать?

– Ничего я не думаю. За песнями, подруга, еду, за песнями!

– Да не смеши. За песнями она едет. Ну и ну! Совсем охренела девушка! – Она показала мне пальчик: на, идиотка, посмейся.

Наше дурачество прервало объявление о посадке на самолет в Москву. Мы как подорвали, но оказалось, что это не наш, а задержанный еще с двух часов дня рейс. Сегодня все рейсы на Москву задерживаются, делегации на праздник «Внуково» встречает. Дай бог, чтобы нас к утру отправили.

– Как бедному жениться, так и ночь мала, – ляпнул какой-то парень, возвращавшийся с нами в зал ожидания. – А ваш, девочки, рейс когда, может, вместе летим? Я последним.

– Я тоже. Знаешь что, Лилька, езжай домой, что здесь торчать. У меня, видишь, попутчик обнаружился. Уже не так скучно.

– Быстро ты глаз положила. Но у него обручальное колечко на правой руке червонным золотом блестит, – съязвила подруга.

– Мне-то что. Пусть светится жене на радость, а я другому отдана и буду век ему верна. Забыла, как только что о Сашке все выпытывала. Пригляди за шмотками, я в туалет сбегаю.

– Там хоть прилично, а то чувствую, мне тоже приспичило?

– Как в песне: «Дамы, дамы, помогите Боре, помогите Боре, вам говорят. Он наделал лужу в коридоре, шаг вперед и две назад». Брюки от входа закатала, не дай бог, прислониться к чему-нибудь.

– Ну почему у нас так? В Болгарии в туалетах розовым маслом пахнет. Оттуда выходить не хочется. А у нас?

– Мы о коммунизме, мировой революции печемся. А о говне с ссаками, чтобы туалеты нормальные построить, нет у нас времени думать.

Мы расцеловались, Лилька пожелала мне удачи и потопала на свой 129-й автобус, довезет ее прямо до ее дома на Малиновского. Мой рейс еще несколько раз откладывался; я уже почти довязала свой свитер, скорешилась с новым попутчиком, и, если честно, расхотелось куда-то двигаться, лететь.

Интересно получается, совсем чужой парень, только познакомились, и от нечего делать немало выболтали друг другу о себе. Зачем? Почему? Обычно я очень подозрительно отношусь даже к близким людям и стараюсь никогда до конца не откровенничать. Потому что рано или поздно все эти откровения вылезут мне же боком. А здесь? Кто он? Вдруг аферист или сексот, или – того хуже – бандит пересыпьский. Даже вещи ему свои доверила, когда еще раз сходила в туалет, после которого даже мои французские духи оказались бессильными перебить мощный запашок отхожего места строителей социализма.

В два часа ночи нас в полусонном состоянии запустили наконец в самолет. Еще пара часов – и под шасси скользнула бетонная полоса «Внуково»; пилот молодец, мягко посадил самолет, кто спал – так и продолжал спать. Но мне что делать, если Лильке не удалось сообщить о моем приезде.