Смытые волной - Страница 62

– Детка, ты хоть понимаешь, где находишься? Завтра утром все вокруг оцепят, никуда из подъезда не выйдешь, пока демонстрация не закончится. Сколько она будет продолжаться – никто не знает.

– Не может быть.

– Может. Специальные пропуска нужны. Даже нам с пропиской в паспорте ход не всюду. Радуйся, что успела проскочить, скоро оцепление начнут выставлять.

– А что же делать?

– Не знаю, вовремя прилетать надо.

– А лучше вообще не прилетать. Лильку, глупая, не послушалась, она же предупреждала.

– Детка, не волнуйся, что-нибудь придумаем. На софе чешской уляжешься. Она широкая, человека четыре, если поперек, могут спать, Лилька на ней дрыхла, едва своей тушей не продавила. Ну, а мы с тобой вдвоем, не возражаешь? Лишних кроватей у нас нет, а к бабушке моей в другую комнату ты ведь не пойдешь. Да и не знаю, пригласит ли она, бабушка у нас со строптивым характером. А вообще пора выпить за твой приезд. Считай, оргвопросы решены, молодец, что прискакала.

– Не прискакала, а прилетела, – пыталась я пошутить.

Столь заманчивое предложение, прямо с корабля на бал улечься с ним в одну постель, да еще в присутствии его мамы, меня, мягко говоря, смутило. Я всего ожидала, только не этого. Мой хребет из последних сил удерживал вертикально ноющее тело. Усталость втягивала в кухонное кресло, глаза слипались. Двое суток практически не спала. Но соблазниться на этот вариант совсем не входило в мои планы.

– Вы, Михаил, ложитесь, а мне спать совершенно не хочется, покемарила в самолете и в машине. Я полюбуюсь этим видом, когда еще такой случай подвернется.

Я, конечно, соврала, спать жуть как тянуло. Как глупо получилось, сама виновата, скоропалительные решения ни к чему хорошему не приводят. Семь раз отмерить забыла, сразу отрезала.

– Как знаешь, любуйся, а я пошел. Спокойной ночи.

– Обстоятельства бессильны перед искренностью чувств.

– Что?

– Не обращайте внимания, это я о своем, о девичьем.

Он вернулся буквально тут же:

– Так, детка, мама не может заснуть, нервничает и меня почем свет ругает. Сейчас сама придет за тобой. Мы перестелили постели, я на тахте лягу, а ты с мамой на софе. Вот халат, он совершенно новый.

– Спасибо, у меня свой. Но мне очень неудобно.

– Ванная вон там, а это туалет.

Я смотрела на кремлевские башни и тихо шептала:

А из вашего окна площадь Красная видна.

А из нашего окошка только улицы немножко.

Потом вдруг припомнила другую строчку: «Дело было вечером, делать было нечего». Дело было уже не вечером, а под утро, а делать действительно было нечего. Тихо, как мышка, я юркнула под толстое ватное одеяло и блаженно вытянула ноги. Мама моего «мужа» даже не шелохнулась, сделала вид, что спит, чтобы меня не смущать. Утром познакомимся.

Кремлевские звезды светили и в этой комнате прямо в окна. Я смотрела на них, не моргая, не дыша, а они на меня. Потом эти рубиновые звезды хороводом, сначала медленно, потом быстрее и быстрее, буквально вскачь понеслись у меня перед глазами. Мне казалось, что я только на минутку сомкнула их, а очнулась от легкого прикосновения какой-то руки. Мне улыбалась пожилая женщина. Окна заливал дневной свет.

– Доброе утро, с праздником. Пора вставать, через полчаса начинается парад. Будем завтракать и смотреть. Миша, ты тоже просыпайся, поможешь мне накрыть стол.

Я отвернулась к стенке, чтобы сынок мог спокойно одеться. Он сделал это мигом, натянув на себя спортивный костюм, и выскочил из комнаты. Игриво пожимая плечами, в шикарной ночной рубашке, улыбаясь во весь пухлый алый рот, его мама вышла следом, разведя театрально руки с ярко накрашенным маникюром. За дверью услышала, как она говорила:

– Какая роскошная копна золотых волос у этой спящей красавицы. Откуда ты ее знаешь? С нашей Лиленькой вместе работают? Красивая девушка.

Подняться не было никаких сил. Мое измученное тело явно еще не отдохнуло. С улицы доносилась музыка, и одновременно где-то за стенкой горланила на полную громкость радиоточка:

Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом вся советская земля…
Могучая, кипучая, никем непобедимая,
Страна моя, Москва моя, ты самая любимая.

Я быстро откинула одеяло, похватала свои вещички и побежала в ванную. Ну и ванная! В нашей одесской хрущобе кухня раза в два меньше. Вода из крана такой кипяток, обжечься можно, а струя так мощно бьет по телу, что даже больно. Да, Москва! Мой марафет всегда состоял из трех частей: глаза, губы и накрутить что-нибудь на башке под настроение. Но сейчас особенного настроения не было; я просто расчесала волосы и оставила их распущенными. В дверь ванной постучали: детка, телефон, какой-то мужчина.

Звонил мой вчерашний попутчик. На все его вопросы, я отвечала односложно: «Да! Все хорошо. Встретили прекрасно. Сейчас садимся завтракать. Нет, все действительно хорошо. С праздником!»

– Детка, ты готова? Тогда за стол. Ах, да, ты грозилась с утра звонить в гостиницу в «Россию». Успеешь.

Круглый стол, стоящий посреди большой комнаты, был сервирован со вкусом, а по одесским понятиям выше крыши. Московский размах чувствовался во всем. Хозяева, судя по всему, вообще ни в чем себе не отказывали. Все очень красиво и очень все вкусно. Несколько раз я сделала комплимент хозяйке, которая рассматривала меня в упор, не скрываясь. Мы выпили с ней по бокалу шампанского, сын отказался:

– Я пить не буду, после демонстрации покатаю одесситку по Москве. Детка, ты согласна отмечать праздник в Архангельском?

Какое бы место он ни назвал, мне было все равно. Я ведь нигде не была и ничего не знаю. Я периодически подходила к окну и наблюдала, как через мост движутся колонны демонстрантов с транспарантами. Такое необыкновенное чувство испытываешь: вон они там идут, ты видишь их из окна и через некоторое время увидишь по телевизору уже на Красной площади. Увлеченная всем этим, не заметила, как он плотно прижался к моей спине сзади, положив руки на плечи и легонько касаясь моей щеки, и, как бы невзначай, стал объяснять, где какая башня Кремля. «Вот эта – Боровицкая, а вон – Кремлевский дворец съездов. Раньше, когда его еще не построили, я сверял свои часы по часам Спасской башни. А теперь виден только верхний уголок – 3, 9, 12». Он близко прижал свою голову к моему уху и потихонечку стал целовать меня в щеку.